Утопизм

   одна из ключевых характеристик экспрессионистского художественного мышления. Противоречивое, как и сам экспрессионизм, это понятие складывается из часто пересекающихся разнородных, даже взаимоисключающих слагаемых: с одной стороны, христианских идей воскресения, спасения, искупления, бессмертия души, с другой, - социально-философских и социально-политических идей совершенствования человека и переустройства общества. В творчестве одних экспрессионистов (Бехера*, Толлера* и др.) обе эти формы утопического мышления - религиозная и социально-политическая - нередко сливаются воедино, в творчестве других - демаркационные линии очень подвижны; у третьих они разведены весьма четко. Так, у ван Ходдиса* идея воскресения предстает, в отличие от Верфеля*, отделенной от христианской традиции. Очень редко общественные утопии ранних экспрессионистов носят сколько-нибудь ясный характер - это более присуще предреволюционным и революционным настроениям, когда социальные представления о будущем человечества обретают определенные контуры. Чаще всего речь идет о самых расплывчатых идеях, восходящих к библейской традиции,- о добре, побеждающем зло, справедливости и любви.

   Обращение к идеалу всеобщего братства, резко усилившееся во время I мировой войны, - предстает как способ преодоления изоляции индивида; в антологии “Человечный боец” (“Menschlicher Kämpfer”, 1919) мотив братства противостоит взаимной ненависти, проявившейся на войне, подавляющей человека цивилизации, бесчеловечности больших городов - источников порока и разврата, угнетения и несвободы. Возникает образ “мирного города” как видение идеального социального организма.

   Религиозный утопизм нередко соединяет апокалиптические идеи избавления от вины и греховности человека и грядущей катастрофы с вознесением и Божьей милостью. Мотив крушения мира с последующим рождением нового, человечного мироустройства, звучит у Газенклевера* (стихотворение “Христос”, 1913). Возрождение человека и человечества путем революции и социального переустройства воспевают О.Канель*, К.Оттен*, Л.Рубинер*, Й.Р.Бехер* и др. Предвоенная счастливая пора надежд и радостных предчувствий была полна утопическими видениями о всемирной общности, достижимой - в понимании поэтов - лишь в яростном конфликте с исчерпавшим себя “миром отцов”. Утопические надежды и расплывчатый идеалистический пафос характеризуют, в той или иной форме, все творчество экспрессионизма вплоть до его угасания в середине 1920-х.

   Утопична одна из излюбленных экспрессионистских идей - идея “нового человека”*, с которой связаны и религиозные, и революционные упования. Не случайно этический пафос экспрессионизма часто направлен против эгоцентрического обособления индивида, на преодоление “я” в пользу “мы”. В этой системе мировоззренческих координат ценность индивида проявляется лишь в его связи с “сочеловеками”, “со-людьми”. В то же время Г.Бенн* презрительно говорит о “термитизме”, “инсектизме”, как о последствиях “прославления общности”.

   В представлении большинства экспрессионистов Божественная милость и человеческое деяние должны дополнять друг друга, способствуя спасению человечества. Хотя в рамках экспрессионистской экстатики остается неясным, как должен осуществляться прорыв к подлинному в человеке, главное заключается в том, что понятие возвышенного отнесено не столько к Божественному, сколько к человеческому началу. “Душевное” как источник новой религии - часто повторяющийся мотив экспрессионизма. При этом образ Христа является как проекция человека, стремящегося - через самопреодоление - к совершенству. Толлер* в драме “Человек-масса” говорит о “невидимом храме” как оплоте мира, где будут господствовать справедливость и человечность, а война окажется невозможной.

   Утопична и характерная для многих экспрессионистов идея изменения и улучшения мира с помощью искусства, прежде всего театра. Театральные “святые экстазы” должны подвигнуть публику к борьбе за обновление окружающей действительности. Поэт, несущий “благословение”, - характерная фигура экспрессионистской “драмы возвещения” (“Verkündigungsdrama”), утопичной уже по своей задаче - изменить жизнь с помощью поэтического слова. И хотя к акту преображения и спасения, снова и снова воспроизводимому экспрессионистской драматургией, ведет тяжкий путь испытаний, “хождение по мукам”, герой на этом жертвенном пути закаляется и обретает самого себя.

   Экспрессионистская драма полна метафорики, связанной с исцелением и обретением Божьей благодати, равно как полна и социал-утопических лозунгов, часто в сопровождении драматизированных христианских ритуалов (“Нищий” Зорге*). Христианская символика превращает “Граждан Кале” Кайзера* в своеобразную мистерию, в которой соединяются религиозные и “светские” сцены спасения. Драма Корнфельда* “Рай и ад” (1919) завершается сценами-видениями, когда возносящиеся в небо люди венчаются с Богом. При этом именно самопожертвование предстает самой надежной гарантией всеобщего исцеления. В социально-утопической драме Рубинера “Отвергающие насилие” (1917) возникает миссионерская жертвенная общность людей, охваченных идеей просветления и обновления. Свою драму “Человек-масса” Толлер характеризует как “визионерское зрелище” и в режиссерских ремарках требует перевести сцены, изображающие “реальное действие” в “визионерскую даль мечты”, в “сновидения”. Всеобщее покаяние, искупление возводится до уровня озарения, способного спасти человечество.

   В отличие от натурализма, экспрессионизм исходит из морального, более того - миссионерского импульса. Это находит отражение в экспрессионистской стилистике с ее речевой сверхвыразительностью, суггестивной образностью, особым напором и интенсивностью диалога, являющего собой скорее монологи людей, которые говорят “друг мимо друга” в стремлении высказать наболевшее от имени одинокого, страждущего человека. Отсюда же - и обилие персонажей, воспринимающих свою жизнь как миссию покаяния за всех, расценивающих себя как избавителей и благодетелей. Герой “Нового Орфея” И.Голля* - современный поэт - чувствует себя обязанным освободить человека, заточенного в “городах из цемента, железа и бумаги”. Однако его деятельность безуспешна. Осознав это, современный Орфей, оставшийся один в зале ожидания, стреляет себе в сердце. Собственно, эта метафора как бы обобщает опыт экспрессионизма, испытавшего после крушения утопических мечтаний глубочайшее разочарование.

   Лит.: Lammert Е. Das expressionistische Verkündigungsdrama// Der deutsche Expressionismus. Formen und Gestalten. Göttingen, 1970; HinckW. Das moderne Drama in Deutschland. Göttingen, 1973; Hucke K.-H. Utopie und Ideologie in der expressionistischen Lyrik. Tübingen, 1980; Gehrke M. Probleme der Epochenkonstituierung des Expressionismus. Diskussion von Thesen zur epochenspezifischen Qualität des Utopischen. Frankfurt а. M.; Bern; New York; Paris, 1990.

   И.Млечина