Кузмин, Михаил Александрович

(18[06].10.1872, Ярославль - 03.03. 1936, Ленинград)

   русский поэт, прозаик, переводчик, композитор. Происходил из дворянской семьи, получил образование в С.-Петербургской консерватории (1891-1894), начал печататься в 1905. Первую книгу стихов “Сети” (1908) приветствовали символисты, прежде всего, в кругу Вяч. Иванова, где поддерживалось тяготение К. к духовному и культурному синтетизму. Но мистическому “жизнестроительству” символистов К. противопоставлял, по словам Н.Гумилева, поэзию своей души, своеобразной и тонкой, но не сильной, “дух мелочей, прелестных и воздушных...”. К. критиковал акмеизм за цеховую нетерпимость, окостенение, тогда как “поэзия - вскрытие тайны и последняя пленительность”. Знаток и ценитель современной культуры, он видел ее обновление в футуризме и экспрессионизме. Будучи в Италии, он сообщал читателям журнала “Аполлон” (1910, №9) о первых выступлениях футуристов, отмечая необходимость синтеза крайностей: “Прошлое без будущего мертво и не действенно, будущее же без прошлого беспочвенно, гадательно и малоубедительно”. Вместе с Бурлюком, “отцом русского футуризма”, К. участвовал в альманахе “Дер блауэ райтер”*, где было напечатано его стихотворение из “Венка весен” (“Нам рожденье и кончину - все дает Владыка неба...”) в переводе на немецкий язык В.Кандинского*.

   Если раннее творчество К. характеризовали стилизация, эротизм и кларизм (предложенный им вариант акмеизма), то с конца 1910-х в его произведениях усложняется синтаксис, меняется лексика, образность. В книгах “Вожатый” (1918), “Эхо” (1921) Э.Голлербах видел близость К. к В.Маяковскому*, В.Хлебникову* и даже имажинистам. Так, в оде “Враждебное море” (1917), посвященной Маяковскому, “тяжелая от мяса фантазия / медленно, как пищеварение, грезит о вечной народов битве...” и “посинелый язык [...] лижет слова на столбах опрокинутого, потонувшего, почти уже безымянного тропа”. Кантата “Св. Георгий” (из книги “Нездешние вечера”, 1921) состоит из цепи развернутых метафор, в которых овеществляются понятия добра и зла, неба и бездны. Спасение героини происходит в момент наивысшего напряжения, когда “пасти вихрь свистный / близкой спицей / колет ухо”: “Тромбово, тромбово / тарабанит копытом конь... Стрел / лёт - / глаз / взгляд. / Радугой реет радостный рай...”. Схожие с приемами словообразования, звукописи, строфики Маяковского, устремления К. к синтезу разных путей обновления русского стиха нашли новый импульс в экспрессионизме.

   Он впервые сформулировал свой подход к нему в рецензии на книгу А.Радловой “Крылатый гость” (1922): “Искусство - эмоционально и веще”. Свой вариант экспрессионизма он назвал эмоционализмом. Побудительным мотивом к творчеству он считал “активную, неотвлеченную любовь”, методом - путь от частного и неповторимого к общему. Экспрессионизм в трактовке К. был явлением общечеловеческим, болезненной, но необходимой реакцией на позитивизм: “В литературе победоносное шествие позитивизма имело уже стычки с символизмом, поразив его акмеизмом, новоклассицизмом, кубизмом, конструктивизмом и просто формализмом, оно снова изнемогает от широкой волной разлившегося экспрессионизма”. Особое значение приобрел его взгляд на немецкий кинематограф, “кинофицировавший”, по словам С.Радлова, литературу. В сборнике стихов “Новый Гуль” (1924) К. синхронно развертывал культурный и биографический миф, подобно монтажному строю киноленты: “Американец юный Гуль / убит был доктором Мабузо...” В игре К.Фейдта* и П.Рихтера он увидел воплощение той сверхвыразительности, какую искал в слове, и кроме того, их сходство с близкими ему людьми, “признаки души и бессмертия”. Соотношению немецкого экспрессионизма и эмоционализма К. посвятил, помимо “Декларации эмоционализма” (1923), несколько статей.

   Но, чуждый теорий и проблемности, он в большей степени отразил итоги своей эволюции от кларизма к эмоционализму непосредственно в книгах “Параболы: Стихотворения 1921-1922” (1923), “Форель разбивает лед: Стихи 1925-1928” (1929). В этих сборниках “голос зрелой души” затемняется мифологическими аллюзиями, в сомнамбулически-бессознательном состоянии, в творческом экстазе поэт выбрасывает не слова, а новые сочетания звуков. Свой “взволненный стих” и “безумные параболы” образов он направляет на новые для себя темы-жизнь социальных низов, повседневное насилие и дегуманизация общества. Поэт устанавливает “косые соответствия” между фактом реальности и его мистическим отражением в искусстве. Таков случай с гибелью балерины Лидии Ивановой (“Панорама с выносками”) или цикл “Лазарь”, в сюжете которого через библейскую легенду проступали черты криминальных завсегдатаев берлинского кабаре начала 1920-х, К. указывал, что толчком к созданию книги “Форель разбивает лед” послужил роман Г.Майринка “Ангел западного окна” (“Der Engel vom westlichen Fenster”, 1927). Кроме того, в стихах этого периода воплотился разнообразный опыт выступлений эмоционалистов, участие в постановках экспрессионистских пьес, в частности, “Эугена Несчастного” Э.Толлера* (Пг., 1923), музыку для которой написал К., его переводческой практики (в том числе зонги из “Трехгрошовой оперы” Б.Брехта*). Однако в 1920-е современники в основном отрицательно относились к творчеству К., видя в нем лишь “любопытный памятник отмершей культуры” (В.Друзин). Он ощущал свою отъединенность от официальной литературы: “Покуда экспрессионисты и коммунисты - заодно, но не следует забывать, что экспрессионисты против позитивизма XX века вообще [...]. Два лагеря”. Творчество К. рассматривалось как некий анахронизм, и лишь молодые обэриуты (Д.Хармс, А.Введенский, Н.Заболоцкий и др.) восприняли его уникальный опыт. В 1930-е, лишенный работы и близких людей, он умер в одиночестве и нищете.

   Соч.: Собрание стихотворений. Т. 1-3. Мюнхен, 1977-1978; Проза. Т. 1-12. Berkeley, 1984-2000; Театр. Т. 1-4 (В 2 кн.). Oakland, 1994; Дневник 1934 года. СПб., 1998; Стихотворения. СПб., 2000; Проза и эссеистика: В 3 т. М, 1999-2000; Дневник 1905-1907. СПб., 2000.

   Лит. : Никольская Т. Эмоционалисты // Russian literature. 1986. № XX; М.Кузмин и русская культура XX в. М., 1990; Ратгауз М. Кузмин-кино-зритель// Киноведческие записки. 1992. №13; Богомолов Н., Малмстад Д. Кузмин: искусство, жизнь, эпоха. М., 1995; CheronJ. Kuzmin and Oberiuty; Kuzmin's “Forel Razbivaet Led”: The Austrian Connection// Wiener Slawistischer Almanach. Bd. 12. 1983; Belentschikow V. Russland und die deutschen Expressionisten. 1910-1925. Bd. 1. Frankfurt a. M., 1993.

   В. Терёхина