Тракль, Георг

(Trakl, Georg)

(03.02. 1887, Зальцбург, Австро-Венгрия - 03.11.1914, Краков, Польша; перезахоронен в 1925 в Инсбруке, Австрия)

    австрийский поэт, драматург. Четвертый ребенок в многодетной семье торговца скобяными изделиями. В родословной отца преобладали венгры и немцы, у матери - чехи и немцы; отец-протестант, мать - чешская католичка, после неудачного первого брака перешла в протестантскую веру, страдала депрессиями и принимала опиум; няня Мария Беринг, родом из Эльзаса, воспитывала детей в традиции мистического католицизма. Важнейшим экзистенциальным переживанием Т. стала рано вспыхнувшая неодолимая страсть к младшей сестре Маргарете (Гретль, покончила с собой в 1917), и эту страсть Т. воспринимал как нависшие над семьей и человеческим родом грех и проклятие, пытаясь трансформировать их в своем творчестве во всепроникающее сострадание и возвышающую духовность космического масштаба (сестра - один из основных символов его поэзии).

   В 1897-1905 Т. посещал классическую гимназию в Зальцбурге; бросил учебу после седьмого класса. В эти же годы учился игре на фортепиано, восторгался романтиками и - позднее - Р.Вагнером. С 1904 увлекался Бодлером, Верленом, С.Георге, Гофмансталем, начал писать стихи; вступил в литературный кружок “Аполлон” (позднее - “Минерва”), где царил культ Ницше и Достоевского; из “Преступления и наказания” в поэзию Т. вошел образ Сони, блудницы и святой. В 1905-1908 Т. был учеником фармацевта в зальцбургской аптеке, затем еще четыре семестра обучался в Венском университете, сдав в 1910 магистерский экзамен на фармацевта. С 1905 Т. пристрастился к наркотикам, с которыми затем безуспешно боролся до конца жизни. К наркотикам приобщилась и Гретль, что Т. воспринимал как личную вину и как проклятие рода.

   В октябре 1910 Т. записался на одногодичную добровольную службу в армии, служил в Вене. В апреле 1912 получил должность военного провизора в гарнизонном госпитале в Инсбруке. Но уже в конце года перешел на гражданскую службу в министерстве труда в Вене: получив искомую должность 31 декабря 1912, он уволился 1 января 1913 и вернулся в Инсбрук; в июле-августе 1913 работал служащим военного министерства в Вене, затем уволился по болезни и уезхал в Венецию, где встречался с К.Краусом*, А.Лоосом, П.Альтенбергом и Л. фон Фикером. До начала I мировой войны Т. жил на литературные гонорары и субсидии друзей. По представлению Л. фон Фикера, богатый меценат (и будущий философ) Л.Витгенштейн выделил Т. в июле 1914 стипендию в 20000 крон (такую же сумму получал и Р.М.Рильке). Но воспользоваться этой стипендией Т. не успел из-за начавшейся I мировой войны: в конце августа его призвали в действующую армию и отправили на Восточный фронт в Галицию. В сражении под Гродеком (08-11.09.1914) он почти без медикаментов оказывал помощь тяжелораненым. Во время последовавшего отступления совершил попытку (уже не первую) самоубийства, был отправлен в гарнизонный госпиталь в Краков для освидетельствования психического состояния (биографы упоминают шизофрению). 3 ноября 1914 Т. умер от остановки сердца “вследствие интоксикации кокаином” (как записано в анамнезе).

   За десять лет мучительных творческих поисков Т. прошел несколько этапов: ученичества (1904-1909) у поздних немецких романтиков и французских “проклятых поэтов” (он с детских лет читал по-французски); этап выработки собственной творческой манеры ( 1910-сентябрь 1912), по своему характеру экспрессионистской и во многом близкой Г.Гейму* и Я. ван Ходдису*; этап поисков новаторской образности и новых мелодико-ритмических возможностей стиха, в том числе и с опорой на традицию Ф.Гёльдерлина (осень 1912-1913); и, наконец, последний этап, который отмечен немногими стихотворениями, созданными с декабря 1913 и до смерти (“Жалоба II”, “Klage II”; “Гродек”, “Grodek”; лирической прозой “Сон и затмение ума”, “Traum und Umnachtung” и др.), где Т. обретает новый, синтезирующий, стиль, выводящий его поэзию за рамки экспрессионизма.

   Первая поставленная на сцене зальцбургского городского театра одноактная пьеса Т. носила название “День смерти” (“Totentag”, 1906); амбивалентный образ (и символ) смерти останется лейтмотивом его творчества. Пьеса имела успех, но после провала в том же театре следующей пьесы “Фата Моргана” (“Fata Morgana”, 1906) T. уничтожил оба текста, а заодно и наброски трехактной трагедии “Смерть Дон Жуана” (“Don Juans Tod”). В 1908 в “Зальцбургер фольксцайтунг” (“Salzburger Volkszeitung”, “Зальцбургская народная газета”) было опубликовано стихотворение Т. “Утренняя песня” (“Das Morgenlied”). В 1909 с помощью Х.Бара* в Вене были напечатаны еще три стихотворения, но подготовленный поэтом стихотворный сборник был отклонен мюнхенским издательством (опубликован 1939). С 1912 стихотворения Т. регулярно публиковались в журнале “Бреннер”*, издатель которого Людвиг фон Фикер стал одним из самых близких друзей и покровителей поэта. Но и второй сборник стихов “Сумерки и распад” (“Dämmerung und Verfall”) не нашел издателя. В апреле 1913 Т. получил письмо от издателя К.Вольфа* с предложением сотрудничества, послал ему большую рукопись, из которой Ф.Верфель* отобрал сборник “Стихотворения” (“Gedichte”), опубликованный в конце июля 1913 в серии “Судный день”* (“Der jüngste Tag”, № 7-8). В конце мая 1914 Т. успел вычитать корректуру своей следующей книги “Себастьян во сне” (“Sebastian im Traum”, 1915). В 1919 К.Вольф издал в Лейпциге первое посмертное собрание избранных сочинений Т. Критическое собрание сочинений в двух томах было издано в 1969 в Зальцбурге.

   Особое положение Т. в австрийской и всей немецкоязычной поэзии экспрессионизма отчасти объясняется совпадением коллизий его личной жизни и судьбоносных трагедий XX в., повлекших кризис гуманистического сознания в целом. Его поэтический мир на ранних этапах близко соприкасается с поэзией берлинца Г.Гейма, который называл себя “немецким Рембо”. Гейм утонул в 24 года, Т. не дожил до 28 лет три месяца, но именно в последние годы жизни он создал шедевры, о которых его современник А.Эренштейн* сказал в 1919, что “никто в Австрии никогда не писал более прекрасных стихов, чем Георг Тракль”. Т. тоже многому учился у Рембо, вырабатывая свою “образную манеру: в четырех стихах объединять четыре фрагмента образа в единое цельное впечатление”. Этот прием, свойственный Г.Гейму, Я. ван Ходдису* и Т. почти в равной степени, служит, в первую очередь, для достижения еще большей, чем у их предшественников, суггестивности поэтической речи. Ощущение упадка, гниения, катастрофы разрастается до космических масштабов. Экспрессионисты достигают психологической и образной убедительности, одушевляя природные процессы, и - с другой стороны - вовлекая человеческие деяния в общий природно-космический круговорот: “Эти красные закаты! / Виноградом перевиты, / Голубою тьмой объяты, / Страхи в окна бьют сердито. // Пыль взбегает в сток вонючий, / Звон стекла в дрожащей раме. / Жеребцов горячих тучи / Хлещет молния кнутами [...] Крик истерики в больнице. / Синий посвист в перьях ночи. / И внезапно, как зарница, / Дождь сверкнул ей прямо в очи” (“Ненастный вечер”, “Der Gewitterabend”; перевод А.Прокопьева). Но в своем зрелом творчестве Т., пройдя школу Гёльдерлина, Достоевского и Л.Толстого, идет дальше Гейма и ван Ходдиса в разработке диалектики добра и зла, показывая не только их нерасторжимые взаимосвязи, но демонстрируя их взаимообусловленность и взаимоперетекаемость; особенно убедительными его образы становятся потому, что импульсы он получает не извне, но из своей собственной души, измученной “жадной лихорадкой жизни”, и одержимый стремлением “хоть в самой малой степени придать бытию форму... (что за адский хаос ритмов и образов во мне!)”. Эти выдержки из писем в 1908-1910 показывают психическое состояние Т., которое он пытался приглушить то наркотиками и алкоголем, то творческим экстазом: “О, как бьет крылами душа по ночам...” (“Песнь о стране Запада”, “Abendländisches Lied”, 1914; перевод С.Аверинцева).

   Чутко реагируя на приближающуюся европейскую трагедию, Т. обнаруживал все большее соответствие между злом внутри себя (воспринимая зло не “эстетически”, как во многом Бодлер, Ницше, С.Георге, но - вслед за Достоевским, - ощущая неискупленный грех и солидарность с обездоленным человечеством) и злом вовне, что заставляло его смотреть далеко вперед и видеть трагедию европейского гуманизма XX в.: “Я тоскую о дне, когда душа моя не захочет и не сможет более жить в этом грешном теле, зачумленном меланхолией, о дне, когда она покинет эту нелепую оболочку из грязи и гнили, представляющую собой зеркальное отражение безбожного, проклятого столетия” (из письма Л. фон Фикеру 26 июня 1913). Т. нередко создавал несколько вариантов одного стихотворения: их рассмотрение показывает, что, поэт добивается все большей обобщенности образов, настойчиво разрабатывая собственную символику, основанную на взаимодействии различных уровней языка и добиваясь не известного дотоле обогащения поэтической речи образом, звуком, запахом, молчанием. Это придавало его поэзии исключительную напряженность контрастов и редкую герметическую завершенность, оставляющую, однако, огромный простор для интерпретаций.

   Соч. : Dichtungen und Briefe. Historisch-kritische Ausgabe / Hg. W.Killy und H.Szklenar. 2 Bde. Salzburg, 1969; 1987; Избранные стихотворения. M., 1994; Избранное. M., 1994; Песня закатной страны. М., 1995; Стихотворения. Проза. Письма. М., 1996 (на немецком и русском языках).

   Лит.: Killy W. Über Georg Trakl. Göttingen, 1960; Basil О. Georg Trakl in Selbstzeugnissen und Bilddokumenten. Reinbek bei Hamburg, 1965; Sauermann E. Zur Datierung und Interpretation von Texten Georg Trakls. Innsbruck, 1984; Saas Ch. Georg Trakl. Stuttgart, 1984; Doppler A. Die Lyrik Georg Trakls. Wien, 1992; Фюман Ф. Над огненной пучиной. Опыт с поэзией Георга Тракля // Магический кристалл. Новеллы, повести, эссе писателей ГДР. М., 1988.

   А.Гугнин