Фашизм и экспрессионизм

   Несовместимость экспрессионизма с фашизмом и, в частности, германским нацизмом, и его искусством очевидна. На уровне человеческих судеб это столкновение завершилось трагически: многие писатели, художники, актеры были вынуждены эмигрировать из Третьего рейха, иные погибли в изгнании, добровольно уйдя из жизни, другие сгинули в концлагерях и тюрьмах. Их произведения запрещались, сжигались на кострах; впрочем, некоторые полотна и скульптурные изображения нацисты за валюту продали на международных аукционах, что спасло работы ряда мастеров для последующих поколений. Решающим для нацизма, как и для всех тоталитарных режимов, был идеологический критерий содержания, соответствия провозглашаемым государством целям. Идеи экспрессионизма кардинально противоречили этим целям. К тому же, для экспрессионизма, при всей его вовлеченности в политические перипетии эпохи, была чрезвычайно важна особая интенсивность эстетического поиска.

   Одной из определяющих черт нацистской культурной политики неизменно оставалась обостренная идиосинкразия к “чистому артистизму” (выражение Геббельса), полнейшее неприятие всего, что не соответствовало “народническому” (“völkisch”) характеру культуры, национализму и расизму. Эстетическая новизна уже в середине 1920-х привела экспрессионизм к яростному конфликту с наступавшей нацистской идеологией. Даже экспрессионистский театр, к тому времени наиболее влиятельный вид экспрессионистского искусства, не сохранил шансов реально воздействовать на общественное сознание. Идеологический аппарат Третьего рейха не замедлил предъявить счет тем, кто “разлагал” своими идеями “расово здоровое население”. Поощренный властью обыватель вымещал на авангардистах свою злобу, видя в их произведениях чуждое, принижающее “немецкую душу” искусство, а нередко и мстя за собственные увлечения недавнего прошлого.

   Для нацизма экспрессионизм, особенно в живописи, был “искусством вырождения”. По мнению официальной критики Третьего рейха, экспрессионисты, изображая “сифилитиков”, “уродцев”, “проституток”, злонамеренно искажали облик и духовную сущность германского народного характера, их искусство характеризовалось как “литературный инцест”, “шабаш ведьм”, “абсолютно безнравственное уродство”. Между тем деформация для экспрессионистов была выражением особой субъективности взгляда, призванного сделать видимым то, что не было доступно художественному зрению прежде.

   Экспрессионизм и нацизм совершенно по-разному понимали художническую миссию. Экспрессионисты стремились возвысить человека (“человек добр”). Для нацистской культуры главным было служение нации; “народная общность”, нашедшая свое высшее проявление в “воле фюрера”, - вот объект, достойный воспевания; служение ей соединяется с идеологемами “героизма” и “чистоты”, присущих германской расе. Отсюда, в частности, совершенно разный подход к изображению войны. То, что экспрессионисты после короткого патриотического увлечения увидели как кровавый ужас, унижающий и уничтожающий человека, нацистский литератор и художник представлял как духовно возвышенное проявление “нордического” характера. В изобилии появившиеся в конце 1920-х националистически окрашенные романы о I мировой войне скрыто и напрямую полемизировали с антимилитаристской, пацифистской литературой (Э.М.Ремарк, Л.Ренн, А.Цвейг, А.Барбюс и др.) и воспевали “доблесть германского воина”. Складывавшаяся на войне экспрессионистская вера в братство и солидарность была и в содержательном, и в эстетическом плане совершенно иной, нежели нацистский миф о фронтовой общности и национальном единении. Некоторые черты, казавшиеся - чисто внешне - проявлением определенного сходства между экспрессионизмом и искусством нацизма, например, неприятие современной индустриальной цивилизации и одновременно увлечение техникой и ее возможностями, тоже были лишь подтверждением их глубочайшей принципиальной несовместимости. Одним из проявлений технологического восторга нацизма стал размах монументального искусства в Третьем рейхе, несовместимый с эстетикой экспрессионизма. Мотив близкой гибели “старого мира”, всегда присутствовавший у экспрессионистов, также носит совершенно иной характер, нежели сходный мотив у нацистов, для которых он становится прелюдией к манифестации “новой национальной силы”, способной навсегда преодолеть “дрожь одряхлевших костей”. Но одной из главных причин враждебного отношения нацизма к экспрессионизму было свойственное последнему стремление преобразовать жизнь с помощью искусства. Нацистское государство нуждалось в искусстве лишь как в инструменте политического влияния.

   Немаловажную роль в отношениях между нацизмом и экспрессионизмом играло разграничение “своего” и “чужого”. Работы художников-экспрессионистов занимали главное место на выставке “Дегенеративное искусство” (1937), послужившей сигналом для тотальной травли “чужого”: все, что шло “извне”, что не было рождено “германским духом”, объявлялось недостойным, неприемлемым и подлежало отлучению от культуры и уничтожению. Литературе и искусству Третьего рейха его идеологи предначертали “особый путь”, жестко отделенный от “чуждого модернизма”, характеризуемого как “еврейский культурбольшевизм” или как “американизация культуры”.

   При полном господстве нацистской идеологии и пропаганды в выборе традиций, в культурной жизни Третьего рейха все же сохранялась определенная связь с культурными тенденциями XX в., в частности, и поверхностная связь с экспрессионизмом - на уровне мотивов, отдельных приемов, притом не столько в живописи, сколько в литературе (например, мотив “потерянности” индивида в современном индустриальном обществе). Во многом эти попытки носили эпигонский характер, но в целом едва ли можно проигнорировать тот факт, что, несмотря на провозглашаемые нацистские принципы культурной политики, эта связь полностью не обрывалась.

   Лит.\ Die Expressionismusdebatte. Materialien zu einer marxistischen Realismuskonzeption / Hg. H.-J.Schmitt. Frankfurt a. M., 1973; Verboten und verbrannt. Deutsche Literatur 12 Jahre unterdrückt. Neuauflage/ Hg. R.Drews, A.Kantorowicz. Berlin; München, 1983; Barron S. “Entartete Kunst”. Das Schicksal der Avantgarde im Nazi-Deutschland. München, 1991; BorchA. von der. Die national-sozialistischen Aktionen und “entartete Kunst” in Köln und anderen Orten Deutschlands // Die Expressionisten. Vom Ausbruch bis zur Verfemung. Köln, 1996.

   И.Млечина