Словацкий экспрессионизм

   получил развитие в 1920-1930-е, в связи с приходом в искусство поколения, прошедшего через фронты I мировой войны. Свойственные этому поколению трагизм мировосприятия, поиски новых общественных и моральных критериев, скепсис и склонность к подчеркнутой субъективности были созвучны экспрессионизму. Распространению экспрессионизма способствовал и обострившийся интерес к зарубежному опыту, к философии Шопенгауэра, Бергсона, Ницше. Влияние экспрессионизма в литературе оказалось настолько ощутимым, что, по мнению словацкого ученого Я.Штевчека, “понятие экспрессионизма даже может быть использовано при определении общих эстетических и типологических контуров литературного процесса 20-х годов”. Тем не менее, словацкий экспрессионизм не сложился в систему программных установок. Скорее можно говорить об общности проблемно-тематических и стилевых тенденций и возрастании интенсивности эмоционально-оценочной экспрессии у многих писателей и художников, об “экспансии лирического субъекта в эпический контекст” (Я.Штевчек).

   Первым совместным изданием экспрессионистски ориентированных писателей был “Сборник молодой словацкой литературы” (“Zbornik mladej slovenskej literatury”, 1924), где была представлена “малая проза” Я.Алексы, Б.Братиславского, Г.Вамоша*, Т.Й.Гашпара, И.Горвата, Я.Грушовского* и др. Их творчеству присуща повышенная субъективность выражения, ассоциативность и метафоричность, орнаментализм и экзотичность.

   Одна из проблемно-тематических тенденций С.Э. связана с отношением к войне, которую писатели рассматривали как результат технического прогресса и морального банкротства буржуазного общества (“Туберкулезники”, “Tuberaci”, 1922, Б.Братиславского; “Депутация мертвых”, “Deputacia mrtvych”, Т.Й.Гашпара, 1922). С другой стороны, их внимание привлекали сложные общественные отношения в стране до и после 1918, как правило, изображенные на материале городской жизни, что раньше в словацкой литературе практически не наблюдалось (“Карьера и Фабрика”, “Kariera а Továreñ”, Я.Поничана, 1925 и др). Общая направленность этой прозы родственна экспрессионизму в разных его проявлениях (“сиротами декаданса” называл свое поколение Т.Й.Гашпар).

   Характерной чертой С.Э. стала опора на народное творчество, актуализация деревенской тематики, мифологизация природного начала. Специфически национальным явлением был особый вид литературного экспрессионизма - так называемая “лиризованная проза”, связанная с тематикой деревни и опирающаяся на представление о ней как о носителе нравственных норм и романтического протеста. В этой прозе преобладает субъективный аспект, совмещенный с поисками моральных ценностей в жизни народного (сельского) коллектива как источника жизнетворных импульсов. Отличительная черта лиризованной прозы - “дуалистическое расщепление” ее героев, оказавшихся “не между метафизикой и реальностью, а между двумя берегами антагонистического общества” (М.Томчик). В произведениях М.Урбана, П.Илемницкого, Й.Ц.Гронского, Л.Ондрейова, Д.Хробака, М.Фигули, Ф.Швантнера и др. проявляется стремление создать образ человека, “очищенного” от цивилизации и пытающегося жить по законам справедливости. Гиперболизируя драматизм и конфликтность человеческой судьбы, лиризованная проза обращается к легенде, балладе, преданию, мифу и тем самым приобретает эпическое звучание. Отсюда ее тесная связь с предшествующей литературой (отзвуки лиризованной прозы есть и в современной словацкой эпике - например, в творчестве Р.Яшика, П.Яроша).

   Следуя терминологии Я.Штевчека, можно говорить о “неоромантическом экспрессионизме” (или “протоэкспрессионизме”), примером которого является роман Я.Грушовского “Человек с протезом” (“Muz s protezou”, 1925), где крайний субъективизм уравновешивается “тематическим объективизмом” повествования. Как произведение “натуралистического экспрессионизма” можно обозначить роман Г.Вамоша “Атомы Бога” (“Atomy Boha”, 1928), в котором экспрессионистски обрисованный герой-одиночка, по специальности врач, в полной изоляции борется против погрязшего в болезнях мира, причем физиология служит в романе аллегорией противоречий социальной действительности (в основе романа лежит личный жизненный опыт автора). “Активистский” (или “виталистский”) экспрессионизм преобладает в романе П.Илемницкого “Победное падение” (1924, опубликован 1929): автор ведет мятежного героя через серию поражений к все новым дерзаниям, в итоге все же тщетным (конфликт строится на споре отца с сыном, один из основных мотивов - всепронизывающий страх). К “социальному экспрессионизму” принадлежит роман М.Урбана “Живой бич” (“Zivy biô”, 1927). Экспрессионистский конфликт отцов и детей* стоит в центре повести Ф.Швантера (1912-1950) “Две эпохи” (“Dve doby”), в романе Ю.Барча-Ивана (1909-1953) “Железные руки” (“Zelezne ruky”). Несомненны следы экспрессионистского мышления и поэтики в творчестве Й.Ц.Гронского*, принадлежащего к наиболее значительным словацким романистам межвоенного периода. Его герой - “маленький” человек, ведущий безнадежную борьбу за свое достоинство и жизнь, не только против общества, но и с самим собой. Романы Тройского проникнуты вниманием к индивидуальной судьбе, отмечены мистическим видением нового человечества.

   Эмоциональная стилизация, символика, элементы философской абстракции сказались в развитии словацкой драмы межвоенного двадцатилетия, испытавшей влияние А.Стриндберга*, В.Газенклевера*, Г.Кайзера*, Ф.Брукнера, Ю.О'Нила*. В ней находит воплощение экспрессионистский спектр тем - от болезненных личных трагедий до антимилитаристских и социально-революционных конфликтов. Впервые об экспрессионизме, в том числе и в словацком искусстве (драматическом и изобразительном) всерьез заговорил теоретик, историк литературы и поэт Штефан Крчмеры (1892-1955) в журнале “Словенске погляды” (“Slovenske роhfady”) в 1922-1924, где он опубликовал две новаторские пьесы Владимира Гурбана-Владимирова “S.O.S.” (1923) и “Homo sapiens” (1924), в которых значительную роль играл мотив раздвоения личности главного героя (более поздние экспрессионистские драмы В.Гурбана-Владимирова: “Дикие гуси”, “Dive husi”, 1933; “Замок скрипит”, “Zamka skripi”, 1941). Характерно для экспрессионистской драматургии стилизованно-аллегорическое творчество Я.Элена (“Трагедия страны”, “Tragedia zeme”, 1922; “Весна”, “Jar”, 1923; “Вхождение”, “Vstup”, 1924), Я.Поничана (“Два мира”, “Dva svety”, 1924), П.Илемницкого (“Странная сказка”, 1925), Э.Руско (“Огни”, “Plamene”, 1928), Ю.Барч-Ивана (“3000 людей”, 1935; “Человек, которого избили”, 1936; “Диктатор”, 1938), Ш.Кралика (“Большая река”, 1943). Художественные приемы экспрессионизма использовались отчасти и К.Ф.Урбановичем (“Вечная молодость”, “Vecna mladost”, 1925).

   Для режиссуры В.Шульца, Ф.Гофмана, Я.Ямницкого, Й.Цинцика характерны визуальные смещения, деформированные интерьеры, акцент на жесте и мимических слагаемых игры актера, на интонационной насыщенности артистического голоса и диалога. На словацких театральных деятелей оказали влияние взгляды чешского теоретика экспрессионизма Ф.Гетца*. Близкий в своих творческих поисках чешскому теоретику и зачинателю экспрессионистской режиссуры К.Г.Гилару* и немецкому режиссеру Л.Йеснеру*, Гофман актуализировал воздействие сценического искусства посредством адресной сатиры, иронии, сарказма (постановки 1939 “Бесконечная жажда”, “В конце пути”, “Пигмалион”, совместно с Ямницким).

   В сценографии над декоративно-иллюстративным элементом начинают преобладать архитектурное членение сцены, акцентированная перспектива и объемность, ритм и экспрессия линии, красок, света. Стилизацией и “кубизацией” сценического пространства, красочной насыщенностью костюмов отличались инсценировки Я.Градского, много почерпнувшего из практики австрийской (А.Роллер) и чешской (Гилар, Гофман) авангардной сценографии (“Гамлет”, “Яношик”, поставлены 1925; “Кавказский меловой круг”, 1926; “Макбет”, 1933 и др.). Повышенную выразительность сценического рисунка реализует в оперном и балетном репертуаре художник и сценограф Я.Ладвеница (“Золото Рейна”, 1928; “Волшебная флейта”, 1929; “Электра”, 1928). В сценографии проявилось влияние экспрессионистской живописи (богатство линий, большие цветовые плоскости, автономная функция красок, не совпадающих с реальным цветом предметов, отсутствие детализации и упрощенная стилизация видимых форм и т.д.). Стилизованные в экспрессионистском духе кулисы, деформированные интерьеры использовал позднее и словацкий кинематограф.

   В изобразительном искусстве Словакии зачинателем экспрессионизма был К.Каверна-Качмарик (1882-1916), который первым обозначил противоположность понятий “сецессионный”- “экспрессионистский” (см. Сецессия и экспрессионизм*). По-сезанновски выраженный образ городской окраины, символический утопизм графических листов, в которых первоначальный социальный смысл перекрывался конструктивистски-обобщенной стилизацией, - характерны для творчества Э.Крона (1882-1974). Э.Крон в 1921-1927 был директором Школы рисования и графики в г. Кошице, среди его учеников были К.Сокол, Й.Якоби, Ю.Сабо, К.Коллар. Из последователей школы “кошицкого экспрессионизма” следует упомянуть И.Вайнера-Краля. Самым социально ангажированным художником этого круга был А.Язуш (1882-1965), чей экспрессионизм носит подчеркнуто литературный характер. Его персональная выставка (Братислава, 1924) оказала влияние на Э.Гверка. Ко второму поколению “сецессионных” экспрессионистов относятся Й.Флах, В.Рутткая-Недетский, А.Вайсс-Кубинчан, которые, подобно Гверку, прошли через социальные основы сецессионного искусства, уроки сезаннизма и символический экспрессионизм. К поколению экспрессионистов, которые на протяжении всего творчества программно придерживались исходных позиций, принадлежал А.Прохазка; наиболее выразительно эти тенденции проявились у Й.Якоби (1903-1988) с его политическими карикатурами и социальным гротеском.

   Героико-монументальную стилизацию “жизни мифов и родной земли”, начиная с 1920, в своеобразной ритмической форме разрабатывает М.Бенка. Абеловский называет эту тенденцию “национальным экспрессионизмом”; с таким пониманием полемизируют в своем творчестве Я.Алексы ( 1894-1970) и М.Базовский (1899-1968). Диагональная композиция произведений Базовского, асимметричная ритмика, позволяющая противопоставлять детали и целое, свидетельствовали, по словам Абеловского, о “болезненном дуализме человека и мира”. В изобразительной сфере экспрессионизм также впитывал в себя фольклорные элементы; вовлечение народного творчества в “высокое искусство” было специфической чертой Школы художественных ремесел в Братиславе (1928-1938), где, помимо других, учились Л.Фулла и М.Галанда.

   Экспрессионизм занимал заметное место во всех областях словацкой культурной жизни 1920-1930-х и, отчасти, 1940-х, оставив после себя живое наследие, хотя он не имел ни организационной структуры, ни печатного органа, ни общих программных установок. В 1940-1950-е творцы и созданные ими произведения нередко замалчива-лиись и преследовались. С 1960-х словацкое литературоведение и искусствоведение вновь стало обращаться к отечественным традициям авангардного искусства.

   Лит.: Кгбтегу S. Sto pjedesiat rokov slovenskej literatury. Bratislava, 1942; Tomôik M. Na prelome epoch. Bratislava, 1966; Íesnakova-Michalkova J. Kapitoly z dejin slovenskeho divadla. Bratislava, 1967; Problemy literamej avantgardy. Bratislava, 1968; Ram-pak Z. Julius Barô-lvan. Bratislava, 1972; StevöekJ. Lyrizovana proza. Bratislava, 1973; Mraz A. PohFady na slovensku dramu. Bratislava, 1975; LajchaL. Suôasna slovenska scenografia. Bratislava, 1977; Cepan O. Kontury naturizmu. Bratislava, 1977; Vaross M. Martin Benka. Bratislava, 1981; StevöekJ. Dejiny slovenskeho romanu. Bratislava, 1984; Strauss T. Apokalypsa XX: Vychodoslovenska moderna 20. rokov. Praha, 1996; Abelovsky J. Zrod a zdroje maliarskoj moderny 1900-1938// Dejiny slovenskeho umenia 20. storocia. Bratislava, 2000; Batorova M. J.Ciger Hronsky a moderna. Bratislava, 2000.

   М. Баторова