Романтизм и экспрессионизм

   обладали определенным внутренним сходством, прежде всего в их сугубо личностном характере. Однако личностное начало в романтизме и экспрессионизме имело различные исторические корни. Романтизм связан с разочарованием в идеях и целях Просвещения, в идеалах разумного общественного устройства и в доктрине классицизма. Экспрессионисты отразили глубокое разочарование в возможностях буржуазно-либерального прогресса и - в противовес уже не просветительским, а позитивистским схемам - перенесли главное внимание с окружающей действительности на внутренний, субъективный мир, особенно самого художника; на чувства и предчувствия, которые лучше натурализма и реализма, приравненного к “мимезису”, могли, по их мнению, помочь уловить суть общественных перемен и сблизить мечту с реальностью, преобразить человека. Одновременно были отвергнуты и такие новейшие художественные явления, как импрессионизм и сецессионное искусство. Тоже вызванные к жизни разочарованием в либерально-прогрессистских надеждах, они казались экспрессионистам слишком обращенными к предметному миру, поглощенными его самодовлеющей эстетизацией. Символизм же, возрождавший романтическое “двоемирие” в метафизическом виде, считался чрезмерно пассивным, отвлеченным, хотя собственно символика, как и импрессионистская утонченность ощущений, отнюдь не чужды экспрессионизму, его поэтике и эстетике.

   Чувство и воображение, дававшие романтикам простор для предвосхищения свободы и гармонии, для воплощения красоты, были способом подняться над пошлостью, лицемерием и заземленной меркантильностью. На этом пути они, будь то йенские романтики, П.Б.Шелли, Дж.Г.Байрон, В.Гюго или В.Жуковский, открыли прежде неведомую искусству внутреннюю человеческую сложность вплоть до неосознанных душевных движений; богатейшие интуитивно-аналитические и универсализирующие возможности сопряжения прошлого с настоящим и будущим, частного с общим, национального со всемирным. Неприятие романтиками рационалистической одномерности, равно как и порыв к иным, гармонизирующим идеалам выливались в разные лирико-эмоциональные формы - от так называемой байронической разочарованности, “мировой скорби” и взволнованных, порой мятежных порывов (музыка Г.Берлиоза, Ф.Листа, лирика М.Лермонтова) до прямого протеста и личного участия в национально-освободительных движениях (самого Байрона, Ш.Петефи).

   Машинно-урбанистическая цивилизация с ее последствиями - ужесточившейся эксплуатацией, массовым обезличением, отчуждением человека от человека - побуждала к новому погружению в мир чувства, в область подсознательного. Дополнительный стимул, более созвучный экспрессионистам, нежели романтические теории Ф.Шеллинга, Ф.Шлегеля и Ф.Новалиса, предлагали критицизм Ф.Ницше, интуитивизм А.Бергсона, психоанализ З.Фрейда. Жизненная проблематика начала XX в. объясняет, почему экспрессионисты - как в своей “апокалиптической” тревоге, этой, как бы трагически усугубленной мировой войной и натиском социального хаоса, “мировой скорби”, так и в чаяниях идеальной новой человечности - подчас социально конкретнее и романтиков, и их символистских последователей. В христианстве, например, некоторых экспрессионистов влекло не столько религиозное и религиозно-мистическое начало, сколько подвижничество, альтруистическая жертвенность (см. Религия и экспрессионизм*). Питаемая фольклорной и литературной (уитменовской) традицией, подвижническая этика возвышалась до идеи коллективного самовоспитания и общественного протеста, который многих, от Й.Бехера* до Б.Брехта* и венгерских “активистов” (“Активизм”*) подвел к социалистическому учению и революционной практике.

   Давление мирового зла драматически переживали уже романтики. Антиномия зла и добра, катастрофической неожиданности и противостояния ей преодолевались в романтизме лишь в сфере идеала. Некоторые экспрессионисты подменяли сферу идеала материалистически-классовой, а в искусстве - пролеткультовской, и затем “социалистически-реалистической” ортодоксией, что лишь содействовало закату самого экспрессионистского движения. В обратном свете истории социально не детерминированные романтические представления (например, В.Гюго) о вечной борьбе добра со злом оказывались оправданней попыток отождествить добро с той или иной преходящей исторической формой прогресса и, абсолютизировав ее, уверовать в бесповоротную победу. То же можно отнести к творческой и мировоззренческой эволюции экспрессионистов. Этика самовоспитания (писатель, художник, строго дисциплинируя, совершенствуя себя, тем самым приближает новую человечность) лучше выдержала испытание временем, чем повлиявшая на А.Комьята*, Ш.Барту* или И.Бехера* панацея насильственного разрешения конфликтов. Кроме ригористической революционности, в экспрессионизме зрело также понимание реального единства противоположностей, единства, которое нельзя разъять, чтобы одной его частью упразднить другую. Можно лишь во всей трудной сложности осознавать вновь и вновь возникающую дисгармонию, чтобы приводить ее в относительное равновесие, смягчая и делая более подвластной человеку. В таком целостном восприятии сущего, которое означало не смятение (как на картине Э.Мунка* “Крик” или в лирике Г.Тракля*) и не отлет в потустороннее, а стоически мужественное жизнеприятие, и заключалась единственно, по-видимому, возможная гармония - если не добра и зла, то чувства и разума.

   Романтизм сравнительно с экспрессионизмом (как, впрочем, и с другими художественными течениями рубежа XIX-XX вв.) - искусство несколько более спокойное. Оно знало свои порывы страсти, но не ведало еще присущих им душевных пароксизмов в противостоянии эпохе. Высокая и трагическая драматически волевая напряженность экспрессионизма внятно отозвалась во всем его интонационно-образном строе. Его поэтика возвестила разрыв с созерцательностью, пассивной описательностью и - соответственно - со стилевым благозвучием, лирической плавностью и “парением”; это поэтика ради действенности, сжатого, ударного внушения, максимальной обличительной и призывной заразительности.

   Наглядно проследить этот поворот позволяет эволюция, какую на пути к экспрессионизму переживает троп. Отвечавшая определенной логической одномерности Просвещения метонимия уступила у романтиков преобладающее место метафоре, которая устанавливала новые, необычные связи, будила воображение. У экспрессионистов же сама метафора видоизменялась, усложнялась, заполняла собой все художественное пространство текста (см. Абсолютная метафора*), становилась еще необычней, а подчас - вплоть до броского парадокса, оксюморона, вызывающей гиперболы, гротеска - даже внешне алогичной. Простая синонимичность в свой черед оттеснялась широко ассоциативной символичностью. В результате метафорический образ начинал превращаться в экспрессионизме в своего рода символ, но насыщаемый не столько “космическим”, надмирным содержанием (как у символистов), сколько сугубо земным, социально или этически обобщаемым смыслом. Заостренно субъективный, повышенно эмоциональный и вместе с тем стремящийся к более глубокому постижению мира, экспрессионизм способствовал взаимообогащению субъектно-объектных, изобразительно-выразительных начал и возможностей искусства.

   Лит.: СпироФ. История музыки. СПб., 1908; Обломиевский Д. Французский романтизм. М., 1947; Блок А. Крушение гуманизма. О романтизме // Блок А. Собрание сочинений: В 8 т. Т. 6. М; Л., 1962.; Берковский Н. Романтизм в Германии. Л., 1973; Манн Ю. Поэтика русского романтизма. М., 1976; Дьяконова H. Английский романтизм: проблемы эстетики. М., 1978; Жирмунский В. Из истории западноевропейских литератур. М., 1981; Вайнштейн О. Индивидуальный стиль в романтической поэтике// Историческая поэтика. Литературные эпохи и типы художественного сознания. М., 1994; Россиянов О. Два века венгерской литературы. М., 1997; Пестова Н. Лирика немецкого экспрессионизма: профили чужести. Екатеринбург. 1999; Riedel W. Der neue Mensch. Mythos und Wirklichkeit. Bonn, 1970; Hucke K. Utopie und Ideologie in der expressionistischen Lyrik. Tübingen, 1980; Tieghem Ph. Les grandes doctrines littéraires en France. Paris, 1965; Soter I. Romantika es realizmus. Budapest, 1956; Koczogh Á. Az expresszionizmus. Budapest, 1967.

   О. Россиянов