Революция и экспрессионизм

   Отношение экспрессионистов к революции - феномен крайне противоречивый. Выраставший в исторической ситуации начала XX в. экспрессионизм основывался на отрицании существующей реальности. Уже на ранней стадии своего развития, в годы перед I мировой войной, он стал выражением антибуржуазных настроений; нигилистическое предощущение “заката”, разрушения и смерти, чувство близкой и желанной гибели, с которым экспрессионисты шли на войну, совмещалось с мечтой о “витальном”, “целостном”, “новом человеке”*. Их искусство, сопровождавшееся богемным эпатированием буржуазной публики, изначально несло в себе черты протеста, находящего отражение в “кричащей” образности. Мысль о социальной революции, весьма смутная и неоформленная, присутствует в творчестве некоторых экспрессионистов еще в довоенный период (“Друг человечества” Верфеля*, 1911; “Нищий” Зорге*, 1912; “Сын” Газенклевера*, 1914). Комментируя свою драму, Газенклевер был близок к ее революционной интерпретации: история юноши, который “через свободу других приходит к собственной свободе”. Однако в творчестве ранних экспрессионистов с такой же силой прорывается ощущение приближающегося хаоса и отчаяния. К мысли о грядущих катаклизмах Бехера* подталкивает зрелище отчаявшихся рабочих, Эренштейна* - ужасы нищенских кварталов, Верфеля* - толпы голодных людей.

   Разрыв между поэтическим “я” и окружающим миром, глубоко нарушенные отношения “сыновей” и “отцов” частично преодолеваются, особенно под воздействием Ноябрьской революции 1918, когда на время исчезает антиномия между творческим индивидом и “толпой”. Тогда же находит свое выражение сформулированная Толлером* мысль о том, что главным для политического поэта (которого он считает непременно и поэтом религиозным) является чувство ответственности за себя и каждого собрата, за все человеческое сообщество. В творчестве многих экспрессионистов консерватизм сочетается с тоской по переменам и радикальной волей к новой жизни.

   После поражения в войне и в ходе революции революционные тенденции в среде молодых экспрессионистов обрели более конкретные очертания. Это особенно заметно в драматургии: высокие требования экспрессионистов к театру как трибуне для провозглашения этических и социальных идей, политических лозунгов и “святых экстазов” (Газенклевер) становились более настойчивыми в революционной атмосфере. Публика, уставшая от войны, с энтузиазмом встречала патетические призывы к изменению мироустройства и преображению человека. Революция в России, возникновение Веймарской республики на первых порах рождали оптимизм.

   Однако непосредственное участие в революционных событиях, тем более в деятельности революционных партий принимали очень немногие: Бехер, Леонгард*, Толлер. Большинство активистов оставалось в стороне, они не вступали в “Союз Спартака”, не присоединялись, за немногими исключениями, к пролетарско-революционному литературному движению; их протестные настроения лучше обозначить словом “мятежность” нежели “революционность”. И все же смутные, во многом религиозные представления о возрождении и преображении человека, возникшие из конфликта с окружающим миром, для ряда экспрессионистов становятся более приземленными и социальными: призывая к революционному действию, они апеллируют к массам. В их творчестве обнаруживается и некая программа: солидарность, революционность, поворот к человеку, изменение его природы. В послесловии к антологии “Товарищи человечества” Л.Рубинер* в эссе “Человек в центре” (1917) напрямую требует политического действия. Идеи обновления человека в духе социалистических идей и изменения действительности порой соединяются в патетический лозунг, возвещаемый в сценических монологах. Драма Толлера “Преображение” (1917) передает процесс вызревания революционного сознания, его “Человек-масса” (1919) воспринимается как высшая степень революционного призыва, соединенного с идеей эмансипации личности. Иррациональный протест перерастает в активный призыв к новому мироустройству и в страстную надежду на “преображенного человека”. Характерный для экспрессионистской сцены тип “драмы возвещения”* (Кайзер*, Толлер, Зорге) находит отклик у зрителя с революционизированным сознанием. Во многом сходное жизнеощущение передает другой вариант экспрессионистской драмы тех лет - “драма преображения”* (фон Унру*, Геринг*). Ряд левых экспрессионистов переходит от тотального неприятия действительности к целенаправленной агитации средствами искусства, что сопровождается изменением их художественной системы. Так, у Бехера место Страшного суда занимает патетический образ революции, тема конца света реализуется через кровавую реальность войны. Конфликт поколений расширяется и конкретизируется, превращаясь в борьбу революционных сил против старого мира. При этом важное место в отношении экспрессионистов к революции занимает “проклятый вопрос о насилии” (А.Цвейг*). Тот же Рубинер пишет драму “Отвергающие насилие” (1917); популярная в те годы драма Толлера “Преображение” завершается обращением к рабочим сначала “стать людьми” и лишь потом делать революцию. В финале вождь восставших, призывающий к человечности, арестован и казнен властью. Наивный вопрос, обращенный к публике: может ли классовая борьба вестись ненасильственным путем? - остается без ответа, хотя ответ и подсказан трагическим финалом. Будучи привержены идее духовного преображения человека и мира, большинство экспрессионистов отвергает идею насильственного изменения существующего порядка.

   В экспрессионистской поэзии публицистичность, агитационный пафос органично сочетаются со столь характерной для нее экзальтацией. Однако страстные монологи героев уже не могут скрыть художественной неубедительности образов, а попытки сблизиться с “революционными массами” не способны преодолеть разрыв между интеллигентами и “толпой”. Поражение революции в Германии стало периодом тяжкого кризиса для радикально настроенной части экспрессионистов. Их вера в скорое позитивное преобразование мира и человека была поколеблена, особенно на фоне разочаровавшего многих опыта большевистской революции в России. Политическое развитие в самой Германии вскоре, на рубеже 1920-1930-х, уже не оставляло их революционным порывам и надеждам никаких иллюзий. Многих из них ожидали эмиграция и гибель.

   Лит/. Павлова H. Экспрессионизм// История немецкой литературы. Т. 4. М., 1968; Kolinsky Е. Engagierter Expressionismis. Politik und Literatur zu Weltkrieg und Weimarer Republik. Stuttgart, 1970; Schrei und Bekenntnis. Expressionistisches Theater / Hg. K.Otten. Darmstadt-Neuwied, 1977; Müller H.-H. Intellektueller Linkradikalismus in der Weimarer Republik. Kronberg, 1977; Siebenhaar K. Klange aus Utopia. Zeitkritik, Wandlung und Utopie im expressionistischen Drama. Berlin; Darmstadt, 1982; Kritik in der Zeit. Fortschrittliche deutsche Literaturkritik 1918-1933. Halle; Leipzig, 1983.

   И.Млечина